26 апреля в Московском международном Доме музыки пройдет сольный концерт пианиста Леонида Егорова. Концерты музыканта — большая редкость в России. Между тем, за рубежом Леонид уже давно является признанным исполнителем высочайшего класса.

Мы решили исправить эту несправедливость и побеседовать с Леонидом о его работе в России и за рубежом. Заодно узнали, чем отличается российская публика от американской, почему многие засыпают на концертах классической музыки, как пианисты решают между собой вопросы с конкуренцией и как Ютьюб помогает академическим музыкантам развиваться.

В качестве знакомства — видео с выступления в Театре Колони Майами, штат Флорида. Леонид исполняет «Кампанеллу»  Ференца Листа — одно из виртуознейших сочинений в истории европейской музыки.


— Леонид, ты много гастролируешь по миру. Даёшь сольные концерты во Франции, Германии, Австралии, США. Регулярно проводишь мастер-классы, в их числе — в Международной Академии Фортепиано в Майами. Где тебе живется комфортнее всего?

— Во Флориде я живу, в основном, в летние месяцы. Там, конечно, особые условия: отличные апартаменты, прекрасный рояль, климат, само собой. Но с Россией меня многое связывает. Я не могу вот так просто взять и уехать.  

— Не могу не затронуть такую животрепещущую проблему: насколько часто тебе приходится играть под аккомпанемент невыключенных мобильных телефонов? Как обстоят с этим дела в Майами?

— Бывает такое! И достаточно часто. Как сейчас помню: я исполнял этюды Шопена, а в это время у кого-то в зале, не переставая, звонил телефон. В течение нескольких минут, наверное. За это время я успел несколько раз произнести очень напряжённый внутренний монолог. Вообще в Майами горячая публика. Есть и такие слушатели, которые во время исполнения могут встать и отправиться покурить, случайно хлопнув входной дверью. Со мной был такой случай, я в это время играл «Колыбельную» Шопена. Нежнейшая, тончайшая музыка, и тут — БАМС! На меня тогда такая ярость нахлынула!

— И что ты сделал?

— Остановился, многозначительно посмотрел в зал и начал заново. Некоторые считают, что музыкант на сцене не должен реагировать на происходящее в зале, но я так не могу, поскольку считаю, что публика и артист —  это всегда дуэт. Даже на видео этот момент остался. 

«Колыбельная» у Леонида звучит действительно тончайше, до мурашек. И от многозначительного взгляда тоже хочется поежиться — правда, по другой причине.


— Как ты оцениваешь, сильно отличается российская аудитория от американской?

— Мне кажется, наши люди больше слушают внутренним слухом, внешне сдержанно. Особенно поколение после сорока — педагоги, критики. Но это не значит, что внутри у них при этом всё не кипит — во внутреннем переживании мы даже страстнее, чем зарубежные слушатели. У них же всё наружу, могут, к примеру, поаплодировать между частями сонаты Бетховена. Или даже в середине сочинения, после виртуозно сыгранного пассажа. Мы, ввиду особенностей нашей истории, не настолько раскрепощены. Многие поколения воспитывалось в системе представлений, которая не велит выделяться, поэтому такую раскованность немногие могут себе позволить. И иногда это очень к месту — зачем, например, нужны аплодисменты после си-минорной сонаты Листа или, скажем, до-минорной Фантазии Моцарта? Они только мешать будут. А идеальная зрительская отдача — это, конечно, когда внешняя бурная реакция сочетается с внутренним глубоким и настоящим переживанием.

— Такое, наверное, нечасто встречается. Как тебе кажется, насколько сложно воспринимать классическую музыку современному слушателю? Существует ли размежевание академических пианистов с остальной частью музыкального мира?

— С тем, что классическая музыка излишне «сложна» для восприятия, я категорически не согласен, но размежевание действительно есть. Здесь вина как тех, кому она представляется, скажем так, сложной, так и исполнителей. Отчасти именно мы, академические пианисты, сыграли в этом нехорошую роль. Во-первых, нас много. Во-вторых, многие из нас играют как бы «автоматически» — из раза в раз, в одном и том же варианте. Получается скучно и однотипно, не цепляюще. Однако слушатель может не понять, почему музыка его не затронула. Решит, «наверное, после работы устал», или «я в этом ничего не понимаю». А может и подумать про себя, что мол «сама музыка скучная». Музыканты же часто считают, что слушатели недостаточно развиты и ничего не понимают в искусстве; создают свои внутренние группы, полностью отгораживаясь от аудитории, от её потребностей. Я встречал таких ребят в разных точках мира, друг с другом не знакомых, но с одинаковой установкой: я сам по себе — публика сама по себе. Доходит до того, что и невест себе выбирают «по кругу» — чтобы понимала, что её избранник — тот самый «великий Вася», который играет великого Бетховена. А за кого-то это и вовсе бабушки и мамы делают.

— То есть, это идёт от воспитания?

— Да, воспитание во многом сказывается на дальнейшей судьбе. В итоге, мы имеем большое количество пианистов с завышенной самооценкой, но играющих, при этом, скучно и однообразно, а порой и непрофессионально. Мне представляется, что можно несколько раз подряд исполнить, скажем, ноктюрн Шопена таким образом, чтобы аудитория не скучала. Заявить такую программу, конечно, опасно: человек при взгляде на афишу «Ноктюрн Шопена в 7 вариантах», скорее всего, испугается. Но могу сказать, что на каждом концерте я играю программу иначе, у меня нет готовых шаблонов исполнения. Бывает так, что я даже выхожу на сцену без подготовки. Между тем, у многих академических пианистов один вариант — на всю жизнь!

—  В плане личных музыкальных предпочтений — насколько ты отделен или не отделен от неакадемического мира? Что ты слушаешь помимо классической музыки?

— Я слушаю практически всё — от классики до хэви-метал. У меня огромное количество записей, есть даже отдельная квартира, почти целиком заполненная дисками, от которых я принципиально не хочу избавляться. В том числе, диски Metallic'и, Bon Jovi, AC/DC. И, конечно, в моей коллекции огромное количество джазовых пианистов — Чик Кориа, Оскар Петерсон, Фридрих Гульда. Джаз — это свобода, поиск, импровизация. Для себя я отчетливо понял следующее: не владея джазом, невозможно играть Шопена. И наоборот. Гульда, например, потрясающе играл и джаз, и Баха, и Бетховена, и романтиков.

— А как ты относишься к исполнителям так называемой «поп-классики»? Музыкантам, которые делают аранжировки классических произведений в поп-стиле — таким, как Ванэсса Мэй, Максим Мрвица, Евгений Соколовский?

—  Я себя в таком амплуа не вижу. Мне кажется, классическая музыка не нуждается в популяризации такого рода. Например, пианист Лан Лан, который считается брендом в музыкальном мире. Он не делает поп-обработок и не экспериментирует особо со внешностью — он играет классическую музыку, но играет мастерски: живо, интересно, нескучно. А академисты его не любят, считают выскочкой и недоучкой — сами думайте, почему *смеется*. Иногда встречаются исполнители (исполнительницы, в первую очередь), завоевывающие популярность благодаря вызывающему внешнему виду или откровенным нарядам. Конечно, музыкант должен выглядеть по-особенному, но не забывать при этом, что он Артист. «Артист» —  не в плане «я покрасил волосы и разделся догола», а в плане энергетики и мастерства.

— К вопросу о видеоплатформах. В современном мире самопрезентация в отрыве от них практически невозможна. Как ты относишься к такой ситуации?

— Безусловно, считаюсь с ней. У меня есть свой канал на Ютьюбе с записями концертов и мастер-классов. Да и моя, так скажем, мировая известность началась с победы на конкурсе YouTube Symphony Orchestra (YTSO). Для участия нужно было выложить видео со своей игрой, а кому присудить победу, решали зрители Ютьюба. Чем мне нравятся такие конкурсы — в роли жюри там выступает вся многомиллионная аудитория сайта, люди самых разных направлений, профессий. Мир проголосовал за моё видео, и передо мной открылись новые возможности.

— Ты заранее решил принять участие, готовил программу?

— Нет. Честно говоря, это вышло практически спонтанно. Как-то, пролистывая страницы в Интернете, я случайно наткнулся на баннер от Гугл, в котором музыкантам предлагалось принять участие в Ютьюб-конкурсе. Всем участникам обещали помощь в дальнейшем продвижении по окончанию конкурса, а победителям — выступление на сцене Сиднейского оперного театра и дальнейшее сотрудничество. И я подумал — почему бы нет? Особых надежд на это мероприятие я не возлагал, решил «похулиганить»: друзья записали с ходу, как я играю «Кампанеллу» Листа со своими добавлениями — записывали с руки, без штатива, безо всяких эффектов. И я его, не редактируя, отправил, в шутку, отчасти. Когда мне позвонили из Гугл, я был ошарашен — оказалось, что я победил в номинации фортепиано. И что всем очень понравилась трясущаяся камера — видно, что снято вживую, никак не монтировалось. Так я получил возможность выступить в Австралии, а потом поступило приглашение из Майами. Так что, в моем случае, Интернет очень способствовал продвижению.


Новую версию видео, с которым Леонид победил в конкурсе YouTube Symphony Orchestra, сделали его подписчики.  Добавили монтажные склейки, но «хулиганство» никуда не делось. Если бы все исполнители умели так «хулиганить»!

  — Ни для кого не секрет, что в исполнительской среде неизбежна конкуренция. Как к этому относятся зарубежные пианисты? Отличается ли их отношение от российских?

— Я скажу прямо: в России есть музыканты, которым мешает заносчивость. Я думаю, что это идёт от системы образования. Она всё ещё прочно связана с советской идеологической установкой «у нас в стране — всё самое лучшее». В том числе, и фортепианная школа, разумеется. На западе, например, такого понятия, в принципе, не существует. Ведь между словами «approach» и «school», согласись, большая разница. Сам термин «фортепианная школа» означает некую замкнутую систему, в которой от учителя к ученику переходят заветы прошлых поколений относительно того, как надо играть и как не надо. Некий свод правил, против которых идти нельзя: « вот это — старомодно, это — дурновкусие, а это — хорошо» и т. д. Такая ситуация очень сильно мешает поиску, самореализации и свободе. Конечно, я не хочу сказать, что термин  «фортепианная школа» — это плохо. Просто считаю, что не стоит его абсолютизировать.

— Как можно избавиться от такой замкнутости во взглядах?

— Каждый день пейте водичку натощак — и как рукой снимет! *смеется*. На самом деле, больше слушать. От Пахмана до Плетнева. И следует немного изменить систему образования. Я считаю, что каждый пианист должен пройти курс джазовой импровизации. Больше в плане ритма и мелизматики, нежели в развитии гармонических последовательностей. И обязательно включать в программу по специальности Прелюдию и фугу Фридриха Гульды — а не только Хорошо темперированный клавир Баха или, скажем, Прелюдии и фуги Шостаковича. И быть открытым — новым людям, новым идеям. В частности, есть именитые музыканты-исполнители, которые совершенно не чуждаются мысли взять мастер-класс у более талантливого и молодого, чем они сами. Они трезво оценивают, в чем именно тот или иной исполнитель их превосходит, и едут к нему на индивидуальные занятия. И я всеми силами за такой подход — к примеру, если двенадцатилетний ребёнок — гений, почему я не могу взять у него мастер-класс? Без проблем, заплачу деньги за урок и приеду. И ко мне так приезжали, более зрелые, знаменитые пианисты, брали уроки аппликатурного мастерства. Это нормально, совершенствоваться нужно всегда. А представить себе консерваторского профессора, который вдруг решил бы взять мастер-класс, я, честно говоря, не могу. А большинству из них не мешало бы, скажем так, «повышение квалификации».

— Серия коротких «выстрелов» напоследок: Аррау/Рихтер, Гилельс/Юдина?

— Рихтер и Гилельс — это продолжатели фортепианной традиции, заложенной Генрихом Нейгаузом. Если вообще, в целом, говорить о фортепианной школе, о традиции — в самом лучшем понимании этого слова — то это, конечно же, школа Ференца Листа. В этой связи, Клаудио Аррау — прямой наследник листианской традиции. Аррау мне очень близок не только как пианист, но и как наставник. А какая у него редакция бетховенских сонат! Юдина — это отдельный разговор. Её искусство завораживает. Оно поражает ещё и тем, что ЭТО БЫЛО ВОЗМОЖНО в советские времена. Как говорил Святослав Теофилович о её сонате Шуберта: «Шиворот-навыворот, но как прекрасно!»

— Самый технически удобный для тебя композитор?

— Нет таковых, в любой фактуре можно и нужно чувствовать себя комфортно. А из душевно близких — наверное, всё-таки, Шопен.

— Что порекомендуешь пианистам?

— Не закидывайте постоянно голову в потолок! Звучанию это не особо помогает. Плюс — то, что я уже говорил: проходить курсы джазовой импровизации. И обязательно нужны курсы по аппликатуре. Очень важная вещь, которую я для себя открыл: на звук, в первую очередь, влияет именно аппликатура. Начните с бетховенских сонат под редакцией Аррау. Там масса примеров, которые могут помочь в пианизме в целом. Но только в том случае, если у вас свободно поставлены руки. Если же руки у вас играют «традиционным» способом, то это может не сработать.

— Самая безумная вещь, которую ты делал накануне концерта?

— Прыжок с парашютом. Серьезно! Очень захотелось, сам не знаю почему, хочу — и всё тут.

— Чем бы хотел заниматься помимо исполнительской карьеры?

— Я думаю о продюсерской деятельности. В Дрездене у меня есть небольшая студия, где я записываю видео со своей игрой. Но не только своей — у меня есть несколько учеников, которых я бы хотел открыть для широкой аудитории. И я планирую организовывать фестивали, обязательно с денежными премиями. В России с ними ситуация плачевная, исполнители, наоборот, сами платят за участие. У меня есть знакомая московская пианистка, очень талантливая. Мы с ней несколько лет не виделись, а недавно я совершенно случайно встретил её в одном из супермаркетов — оказалось, она там работает! Так же быть не должно. Поэтому я всячески вкладываюсь в свое предприятие, в том числе, финансово.

— На кого из современных пианистов ты бы порекомендовал сходить?

— Сходите на хороший джаз. В Москве много неплохих мест, где его играют. При желании найти можно. И на Леонида Егорова сходите *смеется*. Хоть я джаз официально и не исполняю. Но в джем-сейшенах пару раз участвовал. И 26 апреля я хочу сделать своего рода исключение, исполнив пару каденций в джазовом стиле в Rhapsody in Blue Джорджа Гершвина.

Хоть Леонид джаз официально и не исполняет, но небольшое видео с коллективной импровизацией победителей конкурса есть. Оперный театр Сиднея, музыканты отмечают  заслуженный триумф.