Концертное исполнение «Золота Рейна» Вагнера под управлением Владимира Юровского было одним из самых ожидаемых событий музыкальной осени. И потому, что дирижер уже работает над тетралогией в Лондоне, где целиком представит «Кольцо нибелунга» в 2021 году, и потому, что в Москву он привез нескольких великолепных вагнеровских певцов, в том числе великую шведку Анну Ларссон. Она впервые исполнила партию Эрды в 1997 году в Берлинской опере с Даниэлем Баренбоймом, и с тех пор бесчисленное количество раз появлялась на сцене в образе величественной богини земли. Пророчество Эрды — сцена короткая, чуть больше 5 минут пения, но в исполнении Ларссон производит ошеломляющее впечатление. Обладательница редкого «темного» контральто, она выступала в известных постановках всех частей тетралогии, а также спела Кундри в «Парсифале» в спектаклях Кастеллуччи и Чернякова. Неожиданно высокая, статная скандинавская красавица, она известна во всем мире и как бесподобная исполнительница сочинений Малера. После генеральной репетиции «Золота Рейна» она поговорила с пресс-секретарем Московской филармонии Наталией Сурниной. Специально для Вашего досуга.
Мне нравится русский язык. Он такой красивый!
Вы часто его слышите?
В любой точке мира есть русские певцы, в каждом оркестре — русские музыканты. Я постоянно слышу русскую речь.
Сами еще не говорите по-русски?
Нет, но я пела цикл Шостаковича на стихи Марины Цветаевой с Антонио Паппано в Вене, — это прекрасные песни. Я постоянно работаю с русскими пианистами. Везде всегда так много русских, потому что они очень хорошие музыканты.
Все знают про ваш фантастический дебют в 1997 году во Второй симфонии Малера с Клаудио Аббадо. Вы долго шли к этому или взлет был внезапным?
Развитие моего голоса было долгим, хотя я начала рано, с 10 лет пела в школьном хоре во вторых альтах. Около 7 лет я занималась, прежде чем попасть в Оперную студию в Стокгольме. После окончания у меня появился агент, она работала с Петером Маттеи, шведским баритоном. Он тогда пел в «Дон Жуане» с Аббадо в Экс-ан-Провансе. Агент дала Аббадо мою кассету, — помните, такие были в 90-е — рекомендовав как очень хорошее контральто. Они как раз искали новую солистку для симфонии Малера и пригласили меня на прослушивание в Берлинскую филармонию. Тогда я впервые выехала за пределы Швеции и очень удивилась, что прошла конкурс. Мне повезло: если сразу начинаешь работать с хорошим дирижером, то и сам предстаешь в лучшем свете, что важно для низких голосов, когда оркестр легко может тебя заглушить. Счастье, что я начала свою карьеру с таким выдающимся дирижером. Потом я очень много работала с Аббадо.
Мы знаем вас как одну из лучших малеровских певиц. Вы выбрали Малера или Малер вас?
Знаете, жизнь в Швеции полна меланхолии — в русском тоже есть такое слово. Из-за длинных зим наши народные песни очень грустные, ведь лет 150 назад люди по-настоящему боролись за выживание — в России, как и в Скандинавии, было трудно пережить зиму. Поэтому песни всегда о смерти, о голоде… Бедная маленькая девочка тяжело заболела и умерла — что-то такое. Я выросла на этом и, когда в 14-15 лет впервые услышала «Песни об умерших детях» Малера, сразу подумала: «Вот моя музыка». Это было так красиво, так печально, так просто… Мелодии у Малера очень важны, они будто оголены, потому что аккомпанемент часто скупой. Они действительно близки шведским народным песням.
Для моего голоса не так много оперных ролей. Все сопрано учатся на Моцарте, а моими учителями стали Бах, Брамс и Малер, в их музыке я сразу почувствовала себя как дома. Они сформировали мой голос.
Вчера я как раз слушала Альтовую рапсодию Брамса в вашем исполнении и думала, что это такой мост между Вагнером и Малером.
Да, точно. Низким голосам важно петь Брамса, его песни для фортепиано и голоса, в том числе благодаря немецкому тексту, для нас легки — их можно исполнять даже когда ты молод. Трудно начинать с Малера или Вагнера, там очень длинные фразы, и ты готов умереть посередине. А Брамс — идеальное начало.
Правда, что вы практиковали особые дыхательные упражнения?
Да, по системе англичанки Анны Симс. Она пострадала при пожаре, где сильно повредила легкие. Ей сказали, что она больше не сможет говорить. Анна обращалась к разным врачам, а потом начала петь и научилась тренировать тело с помощью дыхания. Потом она стала путешествовать и учить людей, как обрести свой голос с помощью дыхания. Для меня это был важный опыт.
Оперы Вагнера сегодня стали полем для режиссерских экспериментов, порой самых радикальных. Например, в Валенсии вы участвовали в постановке «Золота Рейна» Карлуша Падриссы, где русалки поют прямо в воде. Как вы относитесь к таким опытам?
Забавная постановка. Я пела Фрику, и мы с Вотаном находились на высоких подвижных платформах. Там было много проекций и всяких конструкций, иногда службы не справлялись с управлением и убирали тебя со сцены тогда, когда ты должна там быть. Было весело, мы так много смеялись!
Думаю, ты можешь делать в опере все, что угодно, но ты должен знать музыку и отталкиваться от нее. Можно идти против музыки или вместе с ней, но надо понимать, что у хороших оперных композиторов, таких как Вагнер, Моцарт или Пуччини, действие уже сосредоточено в музыке.
Иногда очень здорово слушать оперу в концертном исполнении, как сейчас мы делаем в Москве, потому что каждый может создавать визуальный ряд в своем воображении. Тут в центре музыка, хотя даже в такой сценической ситуации певцы должны идти в ногу со временем, уметь двигаться, быть пластичными. Мой лучший режиссер был хореографом.
Кто же?
Матс Эк. Он фантастический оперный режиссер. Мы делали в Стокгольме «Орфея» Глюка в редакции Берлиоза, я выглядела так безобразно! (Смеется.) Я-то думала — Орфей, буду выходить на сцену красивым мужчиной. А он сделал меня очень старым.
Не знала, что Матс Эк работал в опере.
Он поставил всего несколько спектаклей, у него просто нет времени на оперу. Как хореограф он всегда работает на пересечении театра и танца, и это здорово для оперы; он знает музыку, может объяснить смысл каждой мелодии и как каждое движение связано с партитурой. Те, кто приходят из драмы, часто не понимают специфику оперного времени, где между двумя строками текста может пройти полминуты. Если ты не чувствуешь оперного времени, становится просто скучно.
В режиссерском оперном театре есть что-то неприемлемое для вас?
Если ты чувствуешь, что тебя используют, или чувствуешь себя стесненной на сцене, надо говорить «нет». Но со мной такого никогда не случалось. Я пела Кундри в «Парсифале» Кастеллуччи, там было много обнаженных девушек, но они были так хороши. Он хотел дать нам понять, что девы-цветы — не счастливые проститутки, как они часто выглядят. Они несут наказание, отсюда их жесткая пластика. Для публики это был шок, но в хорошем смысле.
Сейчас оперным артистам часто приходится обнажаться или выходить на сцену в сложных костюмах. Бывает, что приходится переделывать неудобный костюм?
Да, и ты должен иметь смелость сказать об этом. Например, если костюм слишком узкий или слишком открытый, и ты смущаешься. Или если что-то надето на голову, как у меня в костюме Фрики в спектакле Падриссы — сначала я думала, что просто не смогу петь. На самом деле в нем всё слышно, другое дело, что иногда ты в принципе не слышишь оркестр и ориентируешься только по дирижерским жестам. Опера — сумасшедшая штука.
В 2016 году вы впервые спели Кармен. Почему вдруг решились?
Я никогда не состояла в штате театра и не должна была делать многих вещей: никогда не пела Третью даму в «Волшебной флейте» или Русалку в «Золоте Рейна». В начале карьеры меня звали в труппу в Германии, но я сказала «нет», иначе всю жизнь пела бы Третью даму или Дриаду в «Ариадне на Наксосе», ведь большие роли для моего голоса — Вагнер и Штраус — приходят позже. Для меня лучше было оставаться фрилансером, потому я никогда и не пела Кармен, меня никто не просил. Когда мы сами решили ставить оперу в Швеции, я наконец ее спела.
И как вам?
Очень понравилось. Думаю, я сделала другую Кармен. Она в первую очередь лидер. Она умная и умеет манипулировать людьми. Это история не про секс; да, она использует свое тело, чтобы получить то, чего хочет, но это опера про власть. Кармен — босс. В 30 лет я была слишком молода, чтобы понять и почувствовать это.
Вы ставили «Кармен» на очень необычной сцене — под открытым небом в заброшенном известняковом карьере в Далхалле.
Да, ее построили в 90-х, когда закрылся завод. Проблема в том, что там холодно и дождливо. Это вам не Италия. Обычно спектакли проходят в августе, потому что в июне и июле белые ночи, а для эффектного спектакля нужна темнота. Мы с мужем сделали там три постановки: «Кармен», «Турандот» с Ниной Стемме и «Золото Рейна». Было непросто. Сейчас там идут только поп-концерты.
В 2011 году вы с мужем построили небольшой концертный зал в маленьком местечке Ватнес, фактически в деревне. Что вас вдохновило?
Мы всегда хотели делать собственные проекты. У моего мужа агентство по работе с певцами, там много замечательных молодых солистов, поэтому мы решили построить концертный зал в деревне, откуда родом мой отец. Сначала мы проводили концерты, но уже через год решили ставить оперы. Сейчас мы выпускаем много отличных спектаклей и заказываем оперы современным шведским композиторам. В этом году мы делали «Золото Рейна», в оркестре было всего 33 человека — камерный спектакль, но звучало отлично.
33 человека в вагнеровском оркестре! Вы использовали камерную редакцию?
Мы не нашли подходящей версии и заказали новый вариант шведскому композитору. Я очень дорожу своими знакомствами с талантливыми людьми и очень люблю привлекать их к работе на нашей площадке.
А как это устроено экономически?
В Швеции, как и в России, давние традиции государственной поддержки искусства. Сейчас получать субсидии стало сложнее, но мы по-прежнему сохраняем хорошие отношение с муниципалитетом, региональными и федеральными властями, то есть проект получает поддержку на всех трех политических уровнях. Да, мы ежегодно должны подавать заявки, подробно знакомить с нашими проектами, но у нас всегда прекрасные рецензии. Для нас важно оставаться независимыми и свободными. Думаю, наш успех в том, что в выборе опер мы идем не от какой-то надуманной концепции «другого» искусства, а от себя самих и великолепных шведских певцов.
Зал ведь совсем небольшой? А сколько жителей в этом городке?
Зал всего на 300 мест. В городе живет около 20 тысяч человек, а наша деревня за городом, в ней 3-4 тысячи человек. Но проект интересный, и люди приезжают из других городов и регионов. Благодаря социальным сетям сейчас гораздо легче и дешевле привлекать публику, делиться тем, что мы делаем.
Мы приглашаем и начинающих, и известных певцов, во время постановки все живем в деревне, у нас много времени для общения. Спектакли проходят летом, а каждые два года мы проводим новогодние концерты, куда приезжают наши друзья, обычно около 20 певцов и 10 музыкантов. После концерта устраиваем вечеринку с шампанским и ужином.
А в постановках новых опер вы участвуете?
В каждой опере есть партия для меня (смеется). Не каждый год партия большая, иногда трудно исполнять современную музыку, если в остальное время поешь романтический репертуар. Тут надо быть осторожной.
Вы записали Альтовую рапсодию Брамса с Владимиром Юровским. Это была ваша первая встреча с ним?
Да, потом мы вместе исполняли «Пять песен Матильды Везендонк» Вагнера в турне, были и другие проекты. Мне очень нравится с ним работать, это прекрасный дирижер с очень ясным мышлением, не зараженным предрассудками. Он интеллектуал, но у него большое сердце, поэтому иногда он сознательно контролирует эмоции — знаете, как хорошая поэзия бывает ограничена формой, но свободна внутри. Иногда несколькими штрихами можно выразить большее чувство, чем когда выразительности слишком много. Мне нравятся многогранные музыканты.
Вы записывали симфонии Малера с Аббадо, Булезом, Гергиевым, Шайи, Салоненом, Фишером, а список тех, с кем вы их исполняли в концертах — еще длиннее. Чей Малер вам ближе?
Для меня Аббадо — номер один. Я спела с ним все симфонии Малера, и всегда его замысел был ясен от первой до последней ноты, он точно знал, чего хочет. Аббадо мог удивить тебя, делать странные вещи даже на концерте. Он очень многому меня научил: например, рисковать, не быть слишком осторожной, не довольствоваться результатом, всегда пробовать что-то новое. Удивительная личность.
А кто вам интересен из дирижеров молодого поколения?
У меня есть любимый дирижер — Антонелло Манакорда. Он вышел из-под крыла Аббадо, был концертмейстером в Малеровском камерном оркестре, они с Клаудио правда были близкими друзьями. Он фантастический дирижер и делает большую карьеру. Мне нравится Сусанна Мялкки, сейчас она играет много современной музыки. Я часто работала с Густаво Дудамелем и Филиппом Жорданом. Но есть что-то особенное в музыкантах, которые были близки Аббадо.
Вы много раз исполняли «Песнь о земле» Малера. Ее нередко исполняют с двумя мужскими голосами, а Йонас Кауфман вообще один записал обе партии.
Мне кажется, проблема мужчин в классической музыке в том, что самое интересное всегда достается женщинам. Вы не будете смотреть оперу без женского персонажа, опера — женское искусство. У женского голоса огромный диапазон, нет ни одного оркестра, способного перекрыть высокое сопрано. Если спросите прохожих на улице, они вспомнят Кармен, а не Хосе, они назовут Травиату, но не вспомнят мужских персонажей. Все белькантовые оперы — Беллини, Доницетти — никто не помнит там мужчин, это все про женщин. Моцарт смеется над тенорами, особенно Доном Оттавио и Тамино, это выглядит так: ок, достаточно, давайте уже женщин. Потому что без женщин в опере скучно.
«Песнь о земле» прекрасно звучит и в версии для баритона, но в женском голосе есть что-то особенное. Это мое мнение. Малер сочинил «Песни об умерших детях» для мужского голоса, но их поют и женщины, потому что в женском голосе больше красок и текст лучше доносится. Простите меня, мужчины. Мне нравятся баритоны, просто… дело в голосе.
В 2010 году король Швеции Карл XVI Густав пожаловал вам статус придворной певицу. Что он в действительности значит?
Шведская королевская семья, Королевская опера в Стокгольме и Королевский оркестр (Консертгебау — Н. C.)каждый год или два выбирают одного-двух певцов и награждают его этим статусом. Сейчас это скорее почетный титул, как каммерзингер в Германии. Но прежде придворные певцы выступали при дворе с Королевским оркестром. Они принадлежали королевской семье.
Титул дает больше привилегий или обязанностей?
Тебя могут пригласить на ужин в королевский дворец. И у меня есть медаль. Нет, титул не значит, что ты должен все время петь во дворце, но, когда королевская семья устраивает концерты или праздники с музыкой, они выбирают из списка придворных певцов. В этом году я пела на открытии сессии Шведского правительства. Да, такие почетные обязанности — давняя традиция, и здорово, что она сохраняется, потому что Швеция очень гордится своими певцами.
Ближайшие концертные исполнения опер в Зале Чайковского: 8 декабря — «Неистовый Роланд» Вивальди, дирижер Георгий Петру (Оркестр Armonia Atenea, Макс Эмануэль Ценчич, Юлия Лежнева, Руксандра Доносе, Филипп Матман), 24 декабря — «Аида» Верди, дирижер Валерий Гергиев (Татьяна Сержан, Екатерина Семенчук, Ованес Айвазян, солисты, оркестр и хор Мариинского театра), 19 января 2020 года — «Евгений Онегин» Чайковского, дирижер Василий Синайский (Госоркестр России имени Е. Ф. Светланова, Константин Шушаков, Марина Ребека).
