Патрик де Бана: «Если твое тело сопротивляется, значит твоя душа этого не хочет»

InnerVIEW — первая масштабная попытка взглянуть на современное искусство изнутри. В формате интервью-бесед ведущие театральные режиссеры, продюсеры, композиторы, менеджеры, кураторы, исполнители, музыканты, художники, драматурги и писатели делятся с шеф-редактором «Вашего Досуга» Inner Emigrant своими взглядами на профессию и размышлениями о происходящих тенденциях. Гостями уже были Максим Диденко, Кристоф Рок, Всеволод Лисовский, Ильдар Абдразаков, Томас Остермайер, Максим Виторган и Анатолий Васильев.

Восьмым героем стал хореограф, востребованный и известный во всем мире. У него африканская кровь, но родился он в Гамбурге. Был солистом в «Балете Лозанны» Мориса Бежара, в 1992 году перешел в Компанию Национального танца Испании под руководством Начо Дуато, где оставался премьером свыше десяти лет и танцевал в постановках Дуато, Килиана, Наарина, Форсайта, Эка и других. Сегодня же он много времени проводит в России. Его спектакль «Эхо вечности» в исполнении Шанхайского балета привез Чеховский фестиваль. Он выступал в вечере Андриса Лиепы «Вацлав Нижинский. Бог танца», а сейчас работает над новой постановкой в Московском театре им. Н. И. Сац. 

Патрик де Бана (ПБ) рассказывает Inner Emigrant (IE) о своем восприятии русского балета, о своих кумирах и идолах, своих корнях и принципах работы, а также делится впечатлениями о России, русской истории и русских людях.

• 1. О русском балете, Большом театре и Григоровиче
• 2. О знакомстве с Россией, Светлане Захаровой, Андрисе и Илзе Лиепа
• 3. Об идолах и кумирах
• 4. О «Нурееве» и Кирилле Серебренникове
• 5. Об основах и работе с Начо Дуато
• 6. О «Свадебке», ритуалах и жертвоприношении
• 7. О музыкальности, синхронности и инстаграме
• 8. О мастер-классах
• 9. О впечатлениях от России, русской истории и русских людей
• 10. О критике и похвале

IE Патрик, мы находимся недалеко от Большого театра. Большой театр — когда-то сердце русского балета. Как вам кажется, что такого особенного в русском балете? Почему он стал национальным брендом?

ПБ Я думаю, что самая важная вещь, которая есть у русских людей – это душа. А русская душа очень творческая и артистичная. Иногда она может быть очень драматичной, иногда очень печальной или радостной. И именно она оказывает мощный эффект. Российская история очень обширная. Мне она нравится, потому что в ней было много разного: Иван Грозный, потом Романовы, «Русские Сезоны», Дягилев, Нижинский. Затем Марис Лиепа, Екатерина Максимова, Людмила Семеняка. У вас самые потрясающие артисты. Такое сочетание создает бренд. Мне кажется, что русские люди – артисты и творцы. 

IE Но как тогда объяснить, что сегодня билеты в Большой продаются на Ноймайера лучше, чем на Григоровича? Григорович остается случайным туристам.

ПБ Нет, я думаю, что Григорович – это не только для туристов. Григорович — настоящий русский хореограф. И Григорович принадлежит Большому театру. Сложно представить Большой без Григоровича, это невозможно. А туристы приходят в Большой театр, потому что его отреставрировали, им нравится. Туристы, которые останавливаются в Москве на уикенд, у них в путешествии заложен вечер в Большом, вы наверняка про это слышали. А Григорович – это легенда. «Спартак», «Иван Грозный» – это история Большого театра. Мне как раз нравится, что Большой одновременно приглашает современных хореографов, при этом оставляя в репертуаре классические постановки. Получается сочетание прошлого и настоящего. Я думаю, что Большой театр очень современен, но при этом с уважением относится к классике.

IE А не кажется ли вам, что русский балет – это уже почти как театр Кабуки? Такая музейная вещь, принадлежащая истории, которую мы пытаемся законсервировать.

ПБ Во-первых, я очень люблю театр Кабуки. Самого известного артиста Оннагаты зовут Бандо Тамасабуро. Я встретился с ним буквально две недели назад, в его гримерке. Я обожаю этого человека, я им восхищен, он лучший. Японский Императорский дом провозгласил его национальным достоянием. Я понимаю, что вы имеете в виду, говоря, что Большой театр напоминает музей. Но мне так не кажется. Это очень важно — быть современным, создавать что-то новое. Но также важно сохранять и поддерживать прошлое. Люди забывают очень быстро. И мне кажется, что это очень важно и для русской публики, и для туристов иногда посмотреть в прошлое. В случае с Большим театром – это классический балет. Сейчас у публики Большого есть выбор: у них есть «Щелкунчик», есть «Спящая Красавица», есть «Спартак», есть «Иван Грозный». А еще у них есть Ноймайер и другие современные хореографы.

IE Вы — востребованный хореограф, танцовщик. Как вы впервые оказались в Москве? Почему Россия?

ПБ Oх, тот самый первый раз... Есть люди, которых я очень хотел бы поблагодарить. Действительно, они подарили мне то, что я никогда не забуду. Первым человек — это Андрис Лиепа. Андрис был первым, кто позвал меня работать в России. Он связался со мной и попросил поставить что-нибудь для своей сестры Илзе Лиепа. С этого началась моя история в России. После работы с Андрисом и Илзе я встретился с царицей русского балета – Светланой Захаровой. Мы встретились в Токио и работали вместе 5 дней. Над чем-то другим, мы даже и не думали о совместной работе в России. Она работала над дуэтом, который я раньше танцевал для Начо Дуато, поэтому я предложил ей свою помощь. Она тут же согласилась. После 5 дней она сказала: «Я хочу, чтобы ты вернулся, я хочу работать с тобой. Хочу, чтобы ты что-то поставил для меня». Тогда я спросил, чего именно бы ей хотелось — соло, дуэт или что-то еще и для какого танцовщика? Я ожидал, что она назовет кого-то из Большого театра, но она посмотрела на меня и сказала: «Я хочу танцевать с тобой сама». Я могу вам поклясться, что почти упал в обморок. Почти умер. Такое предложение для меня... Не знаю как передать... Это как будто кто-то божественный предлагает вам стать частью их жизни. Мы работали вместе и сделали па-де-де, которое называется «Digital Love». После того, как прошел премьерный показ в Шанхае, в тот момент, когда опустился занавес, она повернулась и сказала: «Патрик, мне хочется большего». Я спросил, что именно она имеет в виду. И она сказала, что хочет чего-то масштабного. И мы работали вместе еще два раза. Вторая работа называется «Rain Before It Falls». Мы танцевали дважды в Большом театре, было большое турне: Япония, Франция, Италия и другие страны. Так что я многим обязан Светлане Захаровой. К тому же, именно через нее мне посчастливилось познакомиться с Людмилой Семеняка. Она помогала нам, когда мы репетировали. Так что мне очень повезло. А если вернуться далеко в прошлое, когда я был в балетной школе, мой учитель Труман Фенни пригласил Суламифь Мессерер. Так что моей самой первой встречей с кем-либо из России была встреча с Суламифь Мессерер. После нее, с Ириной Якобсон. Дальше – Мариинский театр. И потом, Андрис Лиепа, Илзе Лиепа, Светлана Захарова. Я ставил для Ольги Смирновой, у нас как раз была премьера несколько недель назад в Японии. Поэтому мои связи с Россией становятся все плотнее и плотнее. Сейчас я работаю для театра Сац, ставлю «Свадебку» Стравинского.

IE Сегодня все чаще танцовщики становятся независимыми. Андрису и Илзе Лиепа уже не нужно быть солистами Большого театра, чтобы танцевать, собирать залы, иметь успех. Не кажется ли вам, что за этим форматом будущее?

ПБ Нет, мне кажется, что нам всем нужен дом. Всем людям нужен дом. Мы можем путешествовать по всему миру, год, два, три, четыре, пять. Но иногда наступает момент, когда что-то внутри тебя говорит: «Я хочу домой». Вы понимаете, о чем я? Для танцоров важно иметь такое место, оно для них основное. Из такого места они могут пробовать разные форматы. Андрис, Илзе, Светлана, они и так это делают, но каждому человеку важно иметь возможность отправиться домой. И миру тоже нужны такие места. Ведь крупных театров, как Большой, теперь не так много, как раньше, во времена, когда все было чуть более имперским. Поэтому важно держать открытыми двери таких театров, как Большой, Мариинский, Ковент-Гарден, Ла Скала или Опера Гарнье. Эти пять компаний, они как храмы, как огромные дома. 

IE Вы признавались, что Вацлав Нижинский – ваш кумир…

ПБ Да...

IE Первый и единственный. Вы говорили, что хотели бы встретиться с ним…

ПБ Да. Да!

IE Программа «Вацлав Нижинский. Бог танца», которую вы вместе с Андрисом представили в Москве – это попытка диалога с кумиром?

ПБ Да. Конечно. Андрис попросил меня станцевать «Послеполуденный отдых фавна», оригинальную хореографию Нижинского, вместе с Илзе. И я начал изучать эту хореографию. Но потом что-то в моем теле подало сигнал – вообще, у меня очень беззаботное тело – это был первый раз, когда тело не хотело танцевать. Я чувствовал сопротивление внутри себя. Я много размышлял и в итоге подумал так: «Патрик, если твое тело сопротивляется, значит возможно твоя душа этого не хочет». В моих глазах, Нижинский – первый и единственный. Первый, кто открыл двери нам всем, танцовщикам. Первый, кто нарушал правила. Первый, кто танцевал «Петрушку» — безумный по своим временам балет. И Вацлав творил безумные вещи. Он – ментор, мастер, легенда. Поэтому возможно мое тело сказало: «Патрик, не стоит пытаться подражать легенде». И я начал думать, как мне быть. Сперва поменял название. Получилась новая постановка, внутри которой короткое появление Илзе Лиепа напоминает зрителям об оригинальной атмосфере. В общем, то, что я сделал и пытаюсь делать – это выразить свое признание легенде.

IE Касательно нарушения правил... Вы наверняка слышали об истории с балетом «Нуреев» в Большом театре. Из постановки вырезали некоторые части, ее отменяли и восстанавливали без режиссера. Что вы об этом думаете?

ПБ Чтобы говорить об этом, мне нужно видеть постановку. Я должен видеть балет, а я его, к сожалению, не видел, поэтому не могу сказать ничего конкретного . Я слышал разные истории и факты, но у меня нет своего личного мнения, пока я не увижу балет.

IE Но как по-вашему, допустимо ли показывать обнаженного человека на Исторической сцене Большого театра? Это была одна из официальных причин «отмены/переноса» премьеры.

ПБ Да, я знаю, про эту причину. Это довольно сложный вопрос, потому что я не могу ответить за режиссера, который решил использовать обнаженный образ на сцене. Я не знаю ни причин, по которым он это сделал, ни того, насколько это художественно оправдано. Я скажу еще одну вещь. Нуриев должен решать, можно ли ставить его обнаженное тело на сцене. Вы понимаете, про какую фотографию я говорю?

IE Да-да, безусловно.

ПБ Но, к сожалению, Нуриев уже не с нами. Поэтому он не может сказать, согласен он или нет с тем, чтобы публика видела его обнаженным. В общем, я думаю, что если режиссеру нужна была фотография обнаженного тела, то ему следовало взять кого-то, кто мог бы подтвердить свое согласие на это.

IE А слышали ли вы что-то о режиссере «Нуреева» Кирилле Серебренникове? Он пробыл под домашним арестом почти 2 года.

ПБ Да, это очень странная ситуация. Конечно я слышал. В Европе почти все слышали. Но арестовали же его не из-за «Нуреева»? 

IE Нет, официальная версия, что причины экономические, а не художественные. Но все это дело и из России выглядит странным.

ПБ Да, я слышал, что причина как-то связана с финансированием. Но, как и в случае с балетом «Нуреев», я не могу ничего сказать поэтому поводу, потому что не следил за ситуацией. Я думаю, что, если это возможно, то стоит разделять искусство и политику. Я не говорю, что политикам не стоит заниматься искусством. Это касается нас, артистов… Это сложно сформулировать… Я не знаю, что было именно в этом случае, но со своей стороны, я работаю над тем, чтобы моя публика мечтала, чтобы она радовалась или плакала. Это моя миссия. Поэтому я не хочу говорить о политических вопросах со своей аудиторией. Но это лично я и моя миссия, поэтому я не знаю, как ответить.

IE Тогда задам последний вопрос на эту тему. Не напоминает ли вам ситуация с Нуриевым во времена СССР, когда руководство страны жестко регулировало и «карало» людей искусства, то, что происходит сейчас с Кириллом Серебренниковым?

ПБ Никто из нас не знает, кроме артистов, режиссера и политиков, которые вовлечены в это, о чем именно ониговорили. Мы не знаем настоящих причин, почему они запретили какие-то вещи в балете, не знаем причин происходящего процесса. Поэтому я не могу ничего сказать.

IE Долгое время вы работали вместе с Начо Дуато. Три года он работал в России, в Михайловском театре, и это был золотой век для этого театра. Каким главным вещам вы у него научились?

ПБ Я 11 лет был главным танцовщиком у Начо. Мы до сих пор общаемся и остаемся друзьями. Он научил меня очень многому: понимать красоту, принимать красоту, ценить ее и искать ее. И он научил меня музыкальности: он научил меня слышать музыку, которая не написана на бумаге, музыку между строк. 11 лет – это довольно много для сотрудничества, и мы с Начо сделали очень много красивого вместе. Он навсегда в моем сердце.

IE С одной стороны, вы – классический танцовщик. С другой, ставите и танцуете современную хореографию, которая сильно отличается от классики. Как вам удается совмещать эти роли?

ПБ Смотрите, у меня в фундаменте две главных основы. Первая – это классическая школа, как в академии Вагановой, в Большом театре, и в какой-то степени в США, потому что мой учитель был из Нью-Йорка, чистая классика. Вторая – это Африка, потому что я наполовину африканец. И у меня есть эта древняя, племенная душа. Из этого сочетания рождается то, что я делаю. И есть одна вещь, которая мне не нравится в искусстве – штампы, которые ставят на артистов. Потому что штампы могут быть полезными в повседневной жизни, но не в искусстве. Артисты часто говорят: «я – классический танцовщик», «я танцую контемп», а мне хочется ответить «Ребята, успокойтесь, вы – танцовщики. Вы танцовщики, а мы находимся в 2019 году, поэтому просто откройте глаза». Например, Светлана Захарова – абсолютно классическая балерина, но она работала со мной.  

IE И эта дикая энергия, которую вы находите в классическом балете, это в том числе из-за африканской души, верно?

ПБ Да, конечно.

IE Сейчас в театре Сац вы готовите «Свадебку» на музыку Стравинского? Почему именно такой выбор? Из-за ритуальной природы? 

ПБ Да-да, конечно. И вы знаете, первый раз, когда я услышал эту музыку – я чуть не сошел с ума. Я слушал музыку Стравинского и думал, что это не гений, не искусный мастер, а Вселенная, огромная Вселенная. Когда слышишь голоса из «Свадебки», ты слышишь древнюю Сибирь, древний Китай, древнюю Африку, ты слышишь древние времена. Это потрясающе. Эта музыка звала меня, говорила: «Приходи, приходи, поработай со мной». И когда я решил делать «Свадебку» в театре Сац, я сказал им: «Ребята, я хочу сделать что-то мощное».

IE Что на ваш взгляд в мастерстве танцовщике важнее — легкость и драйв или техническая безупречность?

ПБ И то, и другое. Обязательно должно быть и то, и другое.

IE Может ли в каких-то случаях танцовщик пренебречь техникой для более сильного драматического эффекта?

ПБ С техникой все обстоит немного иначе: когда ты танцуешь, ты не думаешь о технике, ты ее используешь. Техника для танцовщика – это как текст для драматического актера. В драматическом театре есть текст, а у нас его нет, поэтому танцовщик должен владеть техникой, в балете она и есть текст.

IE Мне всегда казалось, что балет – самое жестокое искусство. Это напоминает истории из Китая, когда маленьким девочкам плотно перевязывали бинтами ступни, чтобы, когда они выросли, их ступни оставались маленькими. Подобная жестокость в балете ближе к стереотипу или к правде?

ПБ Я думаю, что, если ты что-то любишь, то ты вынужден приносить какие-то жертвы. Даже в обычной жизни, в любви, мы вынуждены чем-то жертвовать. Если ты хочешь что-то получить, тебе придется что-то отдать. Ничего не дается просто так. Для меня балет – это самый яркий и красивый способ передать эмоции, ведь танец лишен слов. Музыка и танец – самые чудесные подарки нам от бога. Нет способа красивее заставить людей радоваться и плакать. 

IE Да, но одно дело отдать что-то, а другое – отдать всё. Как в «Весне Священной», где солистка добровольно затанцовывает себя до смерти, призывая приход весны для всех.

ПБ Я понимаю. Но моя душа – из Африки, я наполовину нигериец, а в Африке очень силен шаманизм, магия. И Нигерия является центром и белой, и черной магии. Жертвоприношение – это очень древний обряд, в том числе и человеческое. Как у Ацтеков или Майя в Южной Америке, как в Индии, где раньше, если умирал муж, то жену сжигали заживо, чтобы они вместе отправились в загробный мир. Я привык к такому, привык слышать о таком. Конечно, это зависит от человека, и то, что кажется большой жертвой вам, может оказаться маленькой жертвой для меня. 

IE А бодишейминг в балете вас не смущает? Может ли сегодня танцовщик обладать телом далеким от идеальной формы?

ПБ Нет, к сожалению не может. Понимаете, для меня тело танцовщика – это его паспорт, и конечно танцовщику лучше быть в хорошей форме. Я имею в виду, что есть крупные люди, есть маленькие, кто-то высокий, а у кого-то большие ноги – это все естественно. Но каким бы не было твое тело, старайся выжать из него по максимуму. 

IE Балет принято считать созерцательным искусством. Вы же выбираете очень яркие музыкальные произведения для своих постановок. Откуда у вас такой музыкальный вкус?

ПБ Вы знаете, даже до того, как я начал заниматься хореографией, музыка была для меня самой важной составляющей. Когда я путешествую куда-то, в новом месте я всегда иду в музыкальный магазин. Могу проводить в них часы, слушая разную музыку. У меня дома музыка абсолютно повсюду, музыка со всего мира. Для меня слушать музыку – это все равно что дышать. 

IE Сейчас будет довольно глупый вопрос, но волнует многим. Почему в балетных спектаклях кордебалет так редко танцует синхронно? Какой-нибудь эстрадный шоу-балет может попадать в такт, а в балете, где и слух тоньше и дисциплина жестче постоянно что-то идет не так.

PB Потому что… Я даже не знаю... Мне кажется, это зависит от концентрации, от концентрации танцовщиков и танцовщиц. Это личный вклад каждого участника труппы, и это их ответственность – стараться сделать каждый раз как можно лучше. И потом, сейчас так много отвлекающих вещей: фейсбук, инстаграм, гонка за подписчиками и лайками. Люди очень легко отвлекаются, и им сложно глубоко сосредоточиться. Сейчас важнее быть популярным в интернете, иметь 5 миллионов подписчиков в инстраграме, чем танцевать синхронно в кордебалете. 

IE А как вы реагируете, когда после спектакля публика вместо того, чтобы аплодировать, достает телефоны и начинает снимать?

ПБ О, меня это очень бесит. Знаете, почему меня это так бесит? Это, как если бы у нас разговор заканчивался через 2 минуты, но я бы встал и ушел прямо сейчас. Ведь даже для публики важно быть с артистами до конца, понимаете, о чем я? А потом уже можно сделать фотографию. Я впервые столкнулся с этим в Китае, но теперь это безумие по всему миру. Мне это совсем не нравится.

«Сейчас важнее быть популярным в интернете, иметь 5 миллионов подписчиков в инстраграме, чем танцевать синхронно в кордебалете»

IE Вопрос, который меня многие артисты просили вам задать. Есть ли у вас какая-то школа или может быть, вы даете мастер-классы?

ПБ Ахаха, да, конечно, я даю мастер-классы. В прошлом году был в Турции, в Стамбуле. В этом будет в Токио. Вы наверняка удивитесь, но я должен вас предупредить: когда я даю мастер-класс, я учу абсолютно классическому балету. Такие у меня мастер-классы: только классическая школа. А потом, если студентов интересует что-то из моих работ, то мы вместе можем сделать небольшую постановку, минут на 10. С нуля и до законченной работы. Где-то неделю мы работаем над ней, и в процессе я показываю то, как я работаю, почему делаю так или иначе. Потому что у меня нет какой-то своей особой техники, особой школы, как у Марты Грэм, например. Поэтому я учу классической технике, а потом показываю свой рабочий процесс.

---

IE Вы говорили, что русские люди очень артистичные и творческие по своей природе. А что для вас значит этот артистизм? Какие у него внутренние качества в основе: любовь, печаль, драма? 

ПБ Это очень сильно зависит от ситуации. Думаю, для того, чтобы быть артистом или художником, нужно быть чувствительным. Это означает, что даже самая незначительная вещь может вызвать бурю эмоций. Но это хорошо, потому что ты освобождаешь эмоции. А когда они освобождены, ты можешь расти, пробовать разное, ты можешь отдавать. Я не очень люблю драматичных людей, у которых каждый день драма. Мне нравится, и мне кажется, это очень важно для артиста, оставаться какое-то время обычным, простым человеком. Быть артистом или художником – это не значит быть каким-то особенным. Большие артисты, дивы – это не мои люди. Для меня очень важно быть обычным человеком, как мы сейчас с вами сидеть и разговаривать. У меня может быть какая угодно слава, но я все равно буду просто сидеть и разговаривать с вами. Мне не нужен личный телохранитель, и все эти безумные вещи – я думаю, что это очень глупо.

IE В последние годы вы все чаще посещаете Россию. Можете вспомнить, что поразило вас больше всего? Какое-то место, или люди?

ПБ О, очень много таких вещей, который впечатлили. Наверное, первая вещь – это было не самое лучшее, но это случилось на паспортном контроле в аэропорту.

IE Да? Расскажите, что случилось.

ПБ Знаете, люди бывают не очень дружелюбны. Если вам не повезет, то вы рискуете попасть к не самому дружелюбному сотруднику. Вот, такое было первое впечатление. И я подумал: «здесь мне придется быть сильным». Больше всего я люблю Санкт-Петербург. Потому что Санкт-Петербург связан с императорской Россией, мне очень нравится этот период, Романовы и так далее. Люблю музеи в Петербурге. Мне кажется, что у России очень блистательное прошлое. Сейчас в России есть такие люди, как Андрис Лиепа, Людмила Семеняка или, например, Надежда Павлова. Я встретился с ней в Большом и чуть не расплакался. Когда я был еще мальчиком, она была моим кумиром. Я думаю, что в России очень много красивых людей. А вчера со мной случилась удивительная история: я прикоснулся к пуантам Нижинского, в музее. Один из самых сильнейших моментов в моей жизни. Настоящие пуанты Нижинского, которые он использовал. Для меня это как быть в Большом театре в студии №6 вместе со Светланой Захаровой и Людмилой Семеняка, которые учат меня. Мой мозг в какой-то момент перестал верить: «Патрик, где ты находишься, что происходит?». Были вот такие моменты. 

IE Во всей истории российского искусства какой период вам ближе всего: средневековые иконы, авангард, советский период? 

ПБ Барокко

IE Русское барокко? Тот самый императорский период ближе всего? 

ПБ Да, однозначно императорский период. Я обожаю время Екатерины Великой, время барокко в России. Более поздний императорский период — Дягилев, «Русские сезоны». Это те времена, мечтая о которых, я вдохновляюсь. Я бы многое отдал за то, чтобы на месяц оказаться во времена Дягилева и просто увидеть Анну Павлову. Для меня это время и время Екатерины было абсолютно фантастическим. 

IE Вы наверняка заметили, что в России люди на улицах довольно суровы и замкнуты. Они редко улыбаются и выражают эмоции телесно. Как вам кажется, почему? Может, у вас есть совет, как стать более открытыми и мягкими?

ПБ Вы знаете, я очень удивился, когда впервые оказался в российском метро, в Москве. Это было нечто. Вчера тоже поехал на метро, на улицах были пробки, поэтому я предложил ребятам из театрального музея поехать на метро. И меня удивили люди в московском метро. Они не улыбаются и напоминают суровые машины. Немного агрессивная атмосфера. Я думаю, что это от того, что жизнь не бывает простой. Даже в таких странах, как США, которые говорят, что они – лучшие. Даже там жизнь непростая. А в России не стоит забывать про зимний период, который очень долгий и трудный. Многие месяцы очень темно и холодно. Такой климат придает людям особое тело и характер. Я живу в Мадриде, в Испании, и там у людей совершенно другое тело, другая физиология. Все люди на улицах сидят в кафе после 2 часов дня из-за жары. И большинство людей улыбается, хотя неприятных людей везде можно найти, но в целом там климат легче перенести, поэтому люди беззаботнее. Так что природа и климат повлияли на людей и их поведение. 

IE А ваш совет, как скинуть с себя суровость и отпустить эмоции?

ПБ Очень сложно давать советы, но, мне кажется, что любовь – это ответ на очень многие вопросы. Очень многие. Вы наверняка заметили, что в мире происходит новый подъем расизма. И я думаю, что человеческой расе следует переосмыслить вопрос о том, что такое любовь. И это важно не только для искусства, это важно для всех нас, чтобы выжить. Бережнее относиться к природе. Недавно я наткнулся на видео в твиттере, где охотники нашли медвежью берлогу зимой. И там была медведица с двумя медвежатами, они спали. И эти глупые люди застрелили сначала медведицу, а потом медвежат. Это чудовищно.  Мне кажется, у нас нет права так поступать. Из-за таких вещей мы становимся менее человечными, и любовь уходит.

IE Вы сказали, что вы пользуетесь твиттером и фейсбуком. Читаете ли вы, что пишет публика о ваших спектаклях?

ПБ Нет, никогда. 

IE А критики? Балетные эксперты?

ПБ Нет, при всем моем уважении к балетным критикам, я не хочу становиться слишком радостным, и я не хочу грустить. Танец – это вся моя жизнь, это не хобби, и хочу, чтобы моя жизнь была более спокойной. Поэтому не читаю критику. Все, что я хочу, моя миссия – это дать людям возможность радоваться и плакать, говорить со зрителем на языке эмоций. При всем уважении к критикам, блогерам в интернете и их битвам. Иногда это выглядит безумным: люди говорят об искусстве, а ведут себя как на поле боя, оскорбляют друг друга, и это становится слишком личной историей. Я не хочу про это знать.