В Москве показали две части трилогии «Love Cycle» («OCD Love» и «Love Chapter 2») в постановке Шарон Эяль и Гая Бехара (Танцевальная компания L-E-V, Израиль).

 Любовь заставляет тело изгибаться как лук, а мышцы — натягиваться как тетива

Начнем с конца: когда час жесткого кардио под агрессивное упоительное техно заканчивается и танцовщики компании L-E-V выходят на поклон, зал воет от счастья. Зрители брызжут адреналином, вскакивают, прыгают, машут руками. Простые зрители. Но не работники индустрии отечественного танца — они спокойны, обмениваются инсайдерскими шутками из слов, понятным только балетным, сдержанно хлопают и выходят из зала. Шиком становится «ну, я уснул где-то на 20-й минуте».

Что с ними не так? Или это зритель ошибается, принимая за искусство профессионально выверенное шоу?

Хореограф Шарон Эяль танцевала и ставила в танцкомпании Batsheva, родном доме стиля Гага. Вместе с композитором, звездой клубной индустрии Гаем Бехаром основала компанию L-E-V в 2013 году. Пять лет назад «Золотая маска» привозила их спектакль «House», поставленный еще внутри Batsheva, машинный балет, куда более спокойный, нежели двухчастная вакханалия, представленная в этом году.

L-E-V — значит «сердце». Собственно, все здесь говорит о жизни сердца, всякий танец. Сначала московскому зрителю была показана первая часть трилогии «Love Cycle», «OCD Love». Анатомия страсти не физической, а психической, мука любви, пожирающей нервные окончания, бесконечная агония, где ты не можешь ни дать, ни взять. Спектакль породил текст поэта, больного обсессивно-компульсивным расстройством — Нила Хилборна. Вы можете найти его крайне личный стендап «OCD» в YouTube.

«… когда я увидел её, единственной вещью, о которой я мог думать, был изгиб её губ, как изгиб шпильки.

Или ресница на её щеке.

Ресница на её щеке

Ресница на её щеке.

Я знал, что должен заговорить с ней.

Я пригласил её на свидание шесть раз за тридцать секунд».

Люди с OCD, по-русски ОКР (невроз навязчивых состояний) вынуждены по много раз повторять одни и те же действия, повторять одни и те же фразы. Это приносит им небольшое успокоение, несколько секунд тишины. В спектакле «OCD Love» больны все, и тишины нет совсем. Звук только нарастает и усиливается, за него отвечает живой диджей Ори Лихтик.

Почти та же музыкальная композиция — та же, но иная — ждет нас на второй вечер, в части «Love Chapter 2», где рассказывается о чувствах человека, любовь которого недавно прошла (на самом деле, нет). Конвульсии и мышечные усилия мощнее в «OCD Love», но протяженность боли во времени и ее упорство, нежелание отступать мы наблюдаем в «Love Chapter 2». 

Если бы не музыка, рассказ Шарон Эяль мог стать для зала мукой мученической. Потому что предельные мышечные усилия передаются зрителю по закону эмпатии. Здесь всего было слишком. Слишком быстро и разнообразно. Слишком откровенно о том, что обычно скрыто романтической сладкой ширмой. Слишком технично: не может человеческое тело одновременно обладать внешними признаками бодибилдера и гнуться как гуттаперча. 

Конечно, русские танцоры разозлились, а их тела заскучали (это эвойдинг, избегание проблемы, известная история — когда человеку неловко, он зевает). И как будто с поддержку им, буквально на следующий день мы видим объявление о скором talk’е в КЦ ЗИЛ на тему «почему нам не надо учиться у западных педагогов танца, а надо развивать собственный характер». Давайте успокоим себя. Не существует гениальных тел, воспитанных по заветам Batsheva. Нет умного движения Шарон Эяль. Нет музыкальных решений Бехара и Лихтика. Нам все это просто приснилось на 20-й минуте.