В новом спектакле театра «Школа современной пьесы» с интригующим названием «Кремль, иди ко мне!» все актеры играют по несколько ролей. Альберту Филозову помимо прочих выкрутасов пришлось «сменить пол» и перевоплотиться в Аглаю Леопольдовну. Мы встретились с актером незадолго до премьеры.

– Альберт Леонидович, сколько ролей у вас в новом спектакле?

– Четыре. Я играю Николая Онного, полковника Одуванчикова, олигарха Цезаря Брутовича и Аглаю Леопольдовну. Все эти роли трансформируются друг в друга. Зрителю не сразу будет понятно, тот же это герой или уже новый.

– Как быстро придется перевоплощаться из одного образа в другой?

– Очень быстро – буквально две реплики, и нужно появляться на сцене другим. Мне пока еще неясно, как это будет выглядеть технически, костюмы сложные, особенно если учитывать, что один из них женский.

– В пьесе случаются необычные вещи: на фоне некоего Всероссийского карнавала герои внезапно появляются и исчезают, один перевоплощается в другого, а в конце пьесы Кремль откликается на зов героя и шагает к нему. Как бы вы определили жанр спектакля?

– Когда сыграю премьеру, тогда и пойму. Ясно одно: это не психологическая драма. Судя по названию, многие думают, что это политический спектакль. На самом деле никакого отношения к политике он не имеет.

– В спектакле «Прекрасное лекарство от тоски» вы теперь играете с Натальей Андрейченко. Сложно было привыкать к новой партнерше?

– Ничуть, ведь мы с Наташей долгое время играли вместе в «Серсо», потом в «Серсо-2», снимались в «Мэри Поппинс».

– На протяжении всего этого спектакля герои играют в самоубийство. Говорят, что играть на сцене самоубийство – плохая примета.

– Да, это «не есть хорошо», и поэтому спектакль так трудно рождается. Не могу сказать, чтобы все спектакли проходили безоблачно. Были очень удачные, а были и такие, когда зритель не желал принимать участие в этой игре. У нас не латиноамериканский менталитет, где карнавалы со скелетами воспринимаются на ура.

– Любите ли вы импровизировать на сцене?

– Я плохо отношусь к словесным импровизациям. Другое дело, когда спектакль идет «по свежему», поэтому я люблю на сцене использовать свое настроение сегодняшнего дня. Это уже есть импровизация. Я много работал с английскими студентами и заметил, что они очень легко импровизируют в тексте. Начинаю думать, что, может быть, английский язык более игровой, чем русский.

– Вы учите и русских, и английских актеров. Они различаются?

– Я потому и перестал преподавать российским студентам, что очень различаются. Английские приезжают и платят деньги. А когда они платят деньги, они из тебя душу вынут. Если ты что-то сказал, это обязательно будет сделано. Не так, как наши студенты: ты им вкладываешь, а они отрыгивают.

– Снимаетесь ли вы в кино?

– Я снялся в сериале «Пятый ангел» Владимира Фокина, в марте он уже выходит на экраны. Едва ли не впервые я доволен киноработой: хороший режиссер, интересная роль, замечательные партнеры по фильму – Сергей Юрский, Лия Ахеджакова. В этом фильме я играю отца олигарха в возрастном диапазоне от 45 до 95 лет. У моего героя интересная судьба: его первые дети погибли в войне, а в 50 лет он вновь становится отцом.

– На съемках вы предпочитаете все делать сами, без дублеров. Говорят, что вы даже научились управлять самолетом.

– Самолет я, конечно, водить не умею, но во время съемок фильма «Отклонение: ноль» я водил большой военно-транспортный самолет по полосе. Получил большое удовольствие. Командир корабля сидел на месте второго пилота, но он мог только давать советы: на земле у самолета нет двойного ведения, как в воздухе.

– Как вы отдыхаете?

– Мне пока отдыхать некогда, читаю и то только в метро. Прочел «Казус Кукоцкого» Улицкой: начинается хорошо, но заканчивается так безнадежно. Это не в традициях русской литературы. Никогда не могло быть в России Кафки. Мне кажется, так писать нельзя, нужно давать людям надежду. Человек, конечно, может быть и пессимистом, но разве нужно это выставлять напоказ?!

– Какие есть у вас поводы для оптимизма в современном мире?

– У меня две маленькие дочки. Одной в марте исполнится четыре года, другой – девять лет. Хочу дожить хотя бы до того, как они школу закончат.