– Франсуа, почему вас пригласили работать с русскими актерами?
– В 1989 году, когда я был режиссером театра в норвежском городе Берген, в Москве захотели, чтобы мы приехали в Россию. Гастроли не состоялись, но я познакомился с продюсером Ольгой Гарибовой. Позже она предложила мне поучаствовать в одном сумасшедшем международном проекте – постановке «Орестеи» Эсхила. Спектакль был показан в Норвегии, Швейцарии и Москве. В 1993 году я поставил в Театре сатиры пьесу Роже Витрака «Виктор, или Дети у власти» с Игорем Костолевским и Еленой Романовой.
Тогда же с Леной и Игорем мы начали репетировать в Театре им. Маяковского набоковское «Событие». Этому спектаклю не суждено было выйти. В прошлом году я встретился с главой театра «Школа современной пьесы» Иосифом Райхельгаузом, и он неожиданно загорелся идеей. А мне понравились его актеры и его спектакли.
– Вы много работаете в России. Чувствуете что-нибудь особенное к нашей стране?
– Моим педагогом по актерскому мастерству был один из величайших актеров Швейцарии Франсуа Симон. Он работал в труппе Жоржа и Людмилы Питоевых, русских актеров-эмигрантов, которые сыграли большую роль в истории театра Швейцарии и Франции. С Симоном я репетировал пьесы Чехова, Горького и Островского. В юности увлекался Достоевским, Толстым, Пушкиным и Гоголем. С 1989 года я бываю в Москве каждый год. Это театральная столица мира, где до сих пор работают величайшие театры XX века.
– Каковы особенности «русского абсурда»?
– Русский абсурд отличается от европейского тем, что, даже когда он отчаянно бессмыслен и жесток, все равно он «трогает», волнует меня лично. Невозможно поставить «Событие» отстраненно. Я чувствую это, когда работаю с русскими актерами: они тоже чувствуют что-то сугубо личное к пьесе Набокова, понимают ее как историю из своей жизни.
– На ваш взгляд, драматургия Набокова проигрывает его прозе?
– Я обожаю Набокова, хотя иногда он кажется очень буржуазным, очень сложным! Как только его текст попадает на сцену, начинается кошмар! Нужно всегда облегчать такой язык на сцене, как бы кощунственно это ни звучало. Не думаю, что Набоков вообще думал о том, как его тексты будут звучать со сцены.
– То есть пьесу «Событие» вы не считаете шедевром?
– Это просто пьеса одного из величайших прозаиков XX века. Не более, но и не менее. Так она и должна быть поставлена.
– О чем, по-вашему, Набоков написал «Событие»?
– Леди Грегори, популярный ирландский драматург, как-то написала фарс, в котором жители деревни пересказывали друг другу одну анекдотическую историю. Эта история по принципу испорченного телефона обретала все более и более чудовищные очертания, пока наконец по-настоящему не запугала всю деревню. Набоков пишет примерно о том же: художник Трощейкин рисует в своем воображении ужасную картину, пересказывает ее своим близким, и потом она возвращается к нему в совершенно гипертрофированных очертаниях.
Я работал над этой пьесой в тот момент, когда в США шли выборы президента. В 2 часа утра объявили, что Джордж Буш выиграл гонку. Следующим утром сказали, что это ошибка. Получается, что американцы целый день находились под ложным впечатлением и праздновали ложное событие. Потом выяснилось, что это не ошибка. Все поменялось, и снова оказалось, что люди сами себя обманули. Вот об этом пишет Набоков.
– В чем отличие нашей актерской школы от западной?
– Я думаю, русские актеры – одни из лучших. Во-первых, они образованны не в пример европейским, а во-вторых, их с каким-то особым трепетом любят зрители. Мне очень нравится ваш обычай дарить актерам цветы. Проблема только в дисциплине репетиций: они у вас слишком длительны, легко отменяются и переносятся.
– Часто ли русские труппы гастролируют в Швейцарии?
– В 90-е годы очень многие труппы из России выступали в Швейцарии – это было модно. Но в «культурной» памяти остался только театр Анатолия Васильева.
