Артему Фирсанову 22 года. В этом году он закончил ВГИК как режиссер кино и телевидения. В качестве дипломного проекта, он снимал фильм «7» — о Гоголь-центре и деле «Седьмой студии». Руководство ВГИКа идею не оценило и всячески мешало съемкам. В итоге, Артем снял фильм о том, как ему запрещали снимать фильм. Он защитил свой диплом в июне 2019 года, получив оценку «удовлетворительно». Апелляция Артема несправедливо заниженной оценки не была удовлетворена.

О том, что происходит и с чего все началось, Артем Фирсанов рассказывает в интервью кинообозревателю «Вашего досуга» Денису Кудряшову.

Артем, давай ненадолго перенесемся в прошлое. Как ты узнал, что Кирилла Серебренникова задержали? Слышал ли ты уже на тот момент о деле «Седьмой студии», которое началось раньше?

Да, это правда, что дело началось раньше. Оно началось чуть ли не с открытия Гоголь-центра и все это время тихо продолжалось, но никто об этом не знал. Даже я не знал. Сценарист моего фильма Валерий Печейкин работает в Гоголь-центре драматургом. Мы уже 5 лет работаем вместе, он всегда был моим соавтором, поэтому я часто ходил в Гоголь-центр, видел там все спектакли, и с делом знаком давно и хорошо. 

Изначально ты планировал снять фильм о Кирилле Серебренникове…

Да. Но вышло так, что снял о том, как мне запрещали снимать фильм о Кирилле Серебренникове.

Как тебе пришла идея так изменить тему?

Вот сейчас пришла в голову строка: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Мой диплом — это скорее гражданская позиция, попытка задать очень понятный вопрос, не экзистенциального и мирового масштаба, конечно, но не менее важный. Даже во время комиссии, когда мы защищали фильмы, все ребята говорили о проблемах на студии, но ни у кого нет желания их исследовать. Мне хотелось попробовать затронуть эту тему. Если бы не я, все равно нашелся бы студент, который рассказал бы об этом. Из года в год повторяется одна и та же история, бесконечный день сурка: первые два года — эйфория, и только на третьем ты сталкиваешься с учебной студией, которая включает цензуру. Во ВГИКе есть негласный набор запретных тем, которые никогда не пропустят. У меня так было три раза. Но тема с Гоголь-центром была допущена, что было для меня победой и неожиданностью. Видимо, сейчас спектр допустимого для режиссеров будет еще больше сжат

С кем из ВГИКа ты впервые поделился идеей своего фильма? Что тебе на твое предложение ответили?

Первоначально я поделился со своим мастером, Татьяной Петровной Юрьиной. Я отправил ей заявку, она переслала ее на кафедру, и заявку одобрили. 

В какой момент начался конфликт?

С разговора с директорами учебной киностудии ВГИКа, можно назвать их исполнительными продюсерами. Это люди, которые связывают киностудию со студентами, то есть они вызывают транспорт, занимаются сметами и бюрократической работой. Во время подготовительного процесса я был тесно с ними связан. Именно с их диалога начинается мой фильм, который почти хронологически рассказывает историю о попытках ВГИКа помешать мне снимать кино. Так как с одним из директоров я уже работал, с Натальей Святовец, то в августе прошлого года пришел к ней поделиться своей идеей: снять фильм про дело «Седьмой студии». В итоговом фильме зритель услышит то, как прошел этот разговор. Я сразу получил мощный негатив, и в этот момент впервые поставил диктофон на запись. Поступил, как документалист, поскольку неожиданно столкнулся с конфликтом. К сожалению, я не записал то, что было в начале этого разговора, там все было гораздо хлеще. 

Но острая фаза наступила, когда тебя попытались отстранить от работы над фильмом?

Да. Эта сцена тоже есть в фильме, как у меня забирали материал. Такого никогда не было во ВГИКе, всегда у режиссера на руках был исходный материал, который он снял. А здесь механик забрал весь материал и сказал, что не имеет права мне его отдать, поскольку по договору между студентом и учебной киностудией 99% прав на фильм принадлежат именно ей. Даже больше: мне сказали, что мой фильм будет монтировать другой человек, мастер телевизионной мастерской — Калинин. Я с этим был категорически не согласен, потому что у меня был документальный фильм, в котором не было жесткого сценарного плана, на который можно было бы ориентироваться при монтаже. Мне кажется, это был прямой акт цензуры: не отдать мне материал и решить за меня, как нужно его монтировать. Я с этим не согласился, и, в итоге, мне пришлось попросить ВГИК закрыть фильм в связи с многочисленными нарушениями, в том числе с их стороны. Получилось, что в первый рабочий день, 10 января, мой фильм был закрыт, официально. У меня оставалось еще 10 смен, весь постпродакшн. Посоветовавшись с творческой группой, мы решили, что изначальный фильм нужно закрывать, потому что получить к нему доступ было невозможно. Это тоже вошло в итоговый фильм, в нем можно услышать разговор на заседании кафедры документального кино. 

Получается, если бы вы продолжали, то все ушло бы на полку?

Да, именно так. Мы поняли, что это какой-то мазохизм. Сделать фильм и пройти этот сложный путь, показать его, наверное, на комиссии и все. А дальше, чтобы где-то его показать, мне нужно разрешение учебной киностудии и людей, которые запрещали мой фильм. А мне недвусмысленно намекнули, что этого разрешения мне не получить, и, например, участвовать в таком фестивале, как Артдокфест Виталия Манского, я бы не смог. Мне кажется, что это тоже прямой акт цензуры, потому что этот фестиваль — один из лучших среди документальных, для меня участие в нем — большое событие. 

Расскажи, какая ситуация с фильмом на сегодняшний день? ВГИК планирует его публиковать в открытом доступе?

На сегодняшний день ситуация забавная. Вчера я от журналистов узнал, что ВГИК хочет публиковать все наши фильмы, не только мой, а всех ребят из мастерской документального кино. Мне прислали ссылку на сайт, я открыл ее, а там файл с хронометражем 2,5 часа, то есть все работы одним файлом. Я попытался посмотреть, но видео оказалось заблокированным, так как нарушало авторские права группы Rammstein. Моя сокурсница использовала в фильме их музыку, но ВГИК не учел требований видеохостинга. Очень в духе ВГИКа, выбросить колбасу из всех фильмов, не разобравшись, какие правила у публикаций в интернете. В итоге, я зашел на их YouTube канал, на нем было 6 роликов различной давности и 7 подписчиков. То есть ВГИК не развивает YouTube как площадку для распространения работ своих студентов. Вот сейчас ВУЗ прислал мне документ с просьбой опубликовать мой фильм отдельно, но я хочу им ответить, что мне поступили более интересные предложения о публикации, с явно большим охватом.

Но чтобы разместить фильм снятый на учебной киностудии в публичном доступе, в интернете, или чтобы отправить его на фестиваль, тебе нужно официальное решение ВГИКа? 

Да, это обязательно. Если я сделаю это без согласия ВГИКа, то мне просто придет повестка в суд, который я гарантированно проиграю. Каждый студент подписывает такой договор, и, конечно же, все стараются отправить свои фильмы на фестивали, прежде с этим не возникало никаких проблем. Во ВГИКе снимается под 100 фильмов в год, но не всем достается такое пристальное внимание с самого начала, как моему проекту.

В интернете ты опубликовал запись другой своей работы — перформанса «Быть Кириллом Серебренниковым». В дипломном фильме кадров из него нет. Он задумывался как часть изначального фильма?

Смотри, в сентябре мы написали сценарий фильма про Гоголь-Центр, про Кирилла Серебренникова и про создание спектакля «Барокко», который Кирилл Семенович сделал из-под домашнего ареста. Мы затрагивали тему старого театра им. Гоголя, этого здания в принципе. Работали в театральном музее им. Бахрушина, нашли там много чего интересного. Так как мы не могли поговорить с Кириллом Серебренниковым лично, по известным причинам, мы придумали такую форму: взять его речь из суда и распределить ее по кусочкам среди исполнителей. Это были разные люди: и зрители, и артисты, и просто неравнодушные к ситуации люди. Это было частью фильма и именно из-за нее у нас сложился открытый конфликт со ВГИКом. Потому что, когда ВГИК узнал, что мы решили сделать акцию в поддержку Кирилла Серебренникова, то ее назвали политическим митингом и запретили снимать во ВГИКе. И ВУЗ запретил использовать свою площадку, хотя изначально ее одобрил. Тогда подготовительный процесс затянулся на несколько месяцев, потому что я не мог получить деньги на фильм от ВГИКа. Раньше я никогда с таким не сталкивался, мне всегда вовремя давали деньги на мои проекты.

А сама съемка этого перформанса прошла в итоге на сторонней площадке или во ВГИКе?

На сторонней площадке. Во ВГИКе акция «Быть Кириллом Серебренниковым» была запрещена. После того как я это узнал, я экстренно стал искать площадку и технику, и просто отправил участникам сообщение, чтобы они приходили в другое место.

Как ты думаешь, возможно ли говорить об общественно-политических проблемах не открыто, а языком метафор и иносказаний, спрятанных вещей? 

Вот, как я понимаю, ВГИК и занимается этими иносказаниями. Но процесс, который происходит вокруг тебя за кадром, он к искусству отношения не имеет. А так да, мне пришла в голову мысль снять какой-нибудь игровой сериал про абстрактную киношколу.

Правильно ли я понимаю, что позиция института по отношению к твоему фильму изначально была консолидированно жесткой? 

Не совсем. В начале было еще какое-то противодействие сил. Сперва за меня была кафедра документального кино, они меня поддерживали и пытались бороться с учебной киностудией. Это совсем разные люди, учебная киностудия – это абсолютно другая планета, они не совсем про творчество. Я это понимал, так как уже раньше с ними работал и специально пришел к ним заранее. Надеялся, что дипломнику будут помогать или хотя бы не мешать. У меня не было далеких выездов, все съемки проходили в Москве. Но директор киностудии увидел в этом политику, увидел политику в Театральном музее Бахрушина, где я хотел купить архивные материалы, старые афиши и хронику театра им. Гоголя. Мой фильм начинается в бассейне Чайка и для этого мы хотели арендовать одну из дорожек, в чем нам тоже было отказано. Также нам отказали в дополнительном павильоне для проведения акции «Быть Кириллом Серебренниковым», потому что мы не хотели проводить ее во ВГИКе и вообще ВГИК в это втягивать. Но в итоге на нас решили максимально сэкономить, вопрос был в 80 000 рублей. Та сумма, которая мне была нужна для фильма и которую мне не дали. 

ВГИК выделяет деньги для создания фильмов всем студентам? И платникам, и бюджетникам? На аренду оборудования, локации, актеров и прочие расходы. 

ВГИК помогает только бюджетным студентам, так как государство выделило на тебя и твой фильм деньги. Естественно, их сложно получить. Нужны все документы, подтверждающие расходы. У меня все это было. Для документального фильма получить деньги еще сложнее, потому что во ВГИКе считается, например, что в документальном фильме не может быть актера, которому нужно платить. Или что документальный фильм снимается только на ручную камеру, поэтому сложно арендовать технику, которой во ВГИКе нет. А есть там только одна огромная и дорогая Алекса, которая стоит, как однокомнатная квартира в Москве. Очень хорошая камера, но она в силу своих размеров не подходит для наблюдения, ее нельзя взять в руки. Поэтому мы придумали, как с ее помощью снять какие-то фрагменты: ночной театр, акцию «Быть Кириллом Серебренниковым», эпизоды в бассейне «Чайка» и еще несколько поэтических эпизодов, потому что это важная часть фильма. Плюс ко всему, я арендовал на свои деньги камеру для съемки наблюдений. Например, на нее мы снимали как ставился спектакль «Барокко».

Расскажи, а как менялось отношение внутри ВГИКа к тебе? Чувствовал ли поддержку внутри института от каких-то преподавателей или студентов?

Это болезненная тема, потому что в итоге оказалось, что я один против всех.

И в том числе студентов?

Да, и студентов в том числе. Потому что, даже если открыть лайки моих постов, ты не увидишь ни одного лайка от студентов, которые учатся там сейчас. Все ребята боятся за свои фильмы, за свою судьбу. Что они получат некую черную метку в киносообществе и среде, как я, которому поставили тройку за диплом и сообщили, что я больше не буду работать как режиссер. Мне это говорили мастера, которым больше 80 лет. Я даже не знаю, что это за сообщество, в которое они меня не взяли. Может оно похоже на то, с которым я столкнулся во ВГИКе, но в такое сообщество я не хочу и надеюсь, что есть другие, и продакшены и продюсеры, не только в России. А во время защиты ко мне подошла моя однокурсница и подтвердила мои догадки, сказав, что за моим фейсбуком следят и что, если меня будет кто-то поддерживать, то на них найдется управа. Единственное, на что хватает фантазии ВГИКу — это запрещать. Из преподавателей мне один человек написал письмо поддержки и попросил прощения за то, что не смог уберечь меня от этой ситуации. 

Но это был только один человек? Капля в море?

Вот я с такими паузами не просто так отвечаю, действительно пытаюсь вспомнить. Я помню, что мне писали студенты, всем я старался ответить. Они писали, что я это делаю специально, что у меня такой хладнокровный ум. Что я специально выбрал скандальную тему, чтобы показать проблемы во ВГИКе. Но, конечно, я и представить не мог, что мне придется защищать свой фильм от Росгвардии, от кафедры документального кино и от всего ВГИКа. Я ведь уже там работал и такого никогда не было. Самый главный цензор на первом этапе — это твой мастер, который может не допустить тему. Но моя тема была допущена. Вот сейчас только услышал комментарий от ректора ВГИКа, что, мол, если бы знали к чему приведет, то тему не допустили бы. То есть да, тема оказалась катализатором конфликта.

Где ты брал силы, чтобы не сдаваться в моменты сильного давления и отчаяния?

Когда ты один против всех, а за окном зима, грустно и холодно, то это сложно. Я брал силы из погруженности в тему. Я понимал, что нужно это сделать. В тот момент я еще не понимал, что диплом выйдет таким. Тогда еще я делал фильм о театре, мне было важно рассказать о нем. У меня была обязанность и ответственность перед собой и творческой командой, и она давала мне силы. Поддержка, которую я получил сейчас, компенсировала то, что было раньше. Когда люди реально увидели студента, который защищается от Росгвардии, от людей, которые заведуют кинообразованием в России. Естественно, я получил и противоположное мнение, но я не против критики. Я готов и к другой точке зрения. 

Руководству института, на твой взгляд, есть чем еще тебя удивить? 

Мне ведь нужно еще забрать диплом. Все журналисты у меня спрашивают, будет ли какая-то акция. Но ведь не я писал оскорбления, не я не давал себе бюджет, это все не мои действия и слова. Не я вынуждал людей вести себя так, на скрытую камеру, на открытую камеру. Есть такая фраза: «Дурак — это тот, кто ведет себя по-дурацки», так и получилось. 

Как ты сейчас думаешь, эстетическое чувство в кино можно получить только в институте? Или можно просто смотреть и снимать фильмы, работать на площадке с низов?

Вот вопрос эстетики очень важен для меня лично. Все мои фильмы были предельно эстетичными, про красоту, пластику и так далее. Дипломный фильм получился грязным, там все трясется. Он снят скорее в эстетике Догмы 95 (направление в кино 90-х, связанное с отсутствием условностей искусства – прим. ред.), такой антихудожественный фильм. Потому что мой фильм равен ВГИКу. Это мой взгляд на эту ситуацию и на этих людей. Мне было важно, чтобы они увидели себя вот так. Вдобавок, были ситуации, когда я просто не мог поставить камеру и начать снимать — это было физически невозможно. А так, да, мы смотрим во ВГИКе фильмы, разбираем их. Это можно было бы сделать и дома, и, при большом желании, можно стать режиссером и документалистом из дома. Во ВГИК точно не стоит поступать на платное отделение, потому что это получается больше миллиона за все образование, плюс расходы на съемки фильмов. Лучше эти деньги потратить на непосредственную съемку кино. На бюджете ты хотя бы почувствуешь весь кинопроцесс, пощупаешь «Алексу» и покатаешь ее по рельсам, пройдешь постпродакшн. Хотя даже не все бюджетные студенты ВГИКа связываются с киностудией, ее называют филиалом ада внутри ВГИКа. После моего фильма, появились и другие комментарии. Например, Анна Дежурко рассказала свою историю о коммуникации с киностудией ВГИКа. Хотя она была и на платном отделении, все равно столкнулась с бюрократией, коррупцией и несправедливостью. 

Что дал тебе ВГИК кроме закаленного характера и расшатанных нервов? 

Во ВГИКе я снял много работ, попробовал разные жанры. Все-таки, когда ты учишься, у тебя появляется дополнительный стимул к съемкам. Потому что, если бы я сидел год дома, я бы не делал два или три фильма в год. Я бы все это растягивал, никто бы надо мной не стоял, такая творческая прокрастинация. Во ВГИКе были дедлайны, которым приходилось следовать, это помогало. Еще я попробовал себя на учебной киностудии, почувствовал кинопроцесс бесплатно. Познакомился с другими ребятами, с которыми я продолжаю работать. Конечно, я благодарен своему покойному мастеру, Игорю Андреевичу Григорьеву. Когда он уходил из жизни и тяжело болел, он получил грант на съемку своего фильма, и попросил меня сделать его фильм. Доверил мне как своему студенту. Это была первая моя работа на другой киностудии, удалось посмотреть на другой по организации рабочий процесс. Это иное киносообщество, которому я очень благодарен за возможность сделать тот фильм. 

Если бы у тебя была возможность вернуться на 5 лет назад в прошлое, ты бы себе посоветовал поступать во ВГИК? 

А куда еще? Школа Марины Разбежкиной платная. Когда я поступал, я поступал везде. У меня есть и игровые фильмы, я не только документалист, это всего лишь моя специальность. Я поступил во ВГИК, чтобы получить по максимуму и на тот момент думал, что ВГИК — лучший киновуз России. ВГИК и все, больше нет ничего. Сейчас сложно сказать, потому что на тот момент я не встречал ни фильмов про ВГИК, ни публикаций о том, что там происходит. Но даже если бы у меня возник вопрос или сомнение, я бы уверял себя, что со мной этого не произойдет. Со мной точно будет по-другому – так все говорят. Сейчас у ВГИКа много абитуриентов, потому что это самый естественный путь после школы получить дальнейшее кинообразование. 

Будет ли возможность у широкого зрителя увидеть твой дипломный фильм? Ты говорил, что ВГИК недавно приходил к тебе с вопросом о его публикации, и о том, что у тебя есть встречные предложения.

Конечно, фильм выйдет. Я готов к критике. К тому, что мне скажут, что это не фильм, и он заслуживает тройки. Мне важно, что скажет зритель, поэтому хотелось бы поучаствовать в фестивале и увидеть живую реакцию публики, а не просто выложить в безграничный интернет.

То есть важен способ распространения?

Да, конечно важен. Потом опубликую в интернете. Но для того, чтобы показать фильм на фестивале, мне нужно получить прокатное удостоверение от Министерства культуры, а я не уверен, что получу его. Получается, что фильм критикует ВГИК, который относится к самому Министерству. Я раньше дважды получал прокатное удостоверение и знаю, как это сложно. Так что возможно этот процесс будет материалом для нового фильма. 

Читайте также